столь завораживающего зрелища. Потерянный во времени и пространстве, Стивен стоял на лестничной площадке и после того, как Артчер со своим другом скрылись от дождя под аркой. Артчер уселся на свой рюкзак, пёс уселся на ноги Артчера. Сквозь стену дождя старик почти разглядел силуэт белоснежного, всегда задорного и счастливого друга. Призрачный, эфемерный образ то собирался в почти ясную картину, то растворялся на фоне серебряных капель. Старик закрыл глаза, оперся спиной о кирпичную стену и забылся тревожным сном, в котором слышались странные песни, напеваемые осенним ветром.
Ливень разбивался об окна. Стекла лачуги нашего героя начали отмываться от многолетней грязи. В неплотно прикрытое окно проникал свежий ветер, заменяя собой вонючий воздух. Возможно, что по утру в окна его обители наконец — то сможет прорваться солнечный свет.
Гость улыбнулся. Хороший день позади. Теперь можно оставить парня до утра.
Стив без сил рухнул на грязный матрас и забылся сном.
Гость тихо вышел через парадную дверь. В его кошачьем взгляде — при полной открытости образа — отражалось мерцание лампы накаливания. Вдруг она взорвалась. Взорвались все лампы с одиннадцатого по первый этаж.
Артчер тихо спал. Дождь понемногу стихал. Воздух стал намного свежее.
И холоднее.
Пёс грел друга, но недостаточно. Кровь остывала. Старик уходил в глубины подсознания всё быстрее и быстрее. Скоро он уйдёт так далеко, что потеряет тропы, по которым можно будет вернуться обратно. Если бы его кто — то разбудил…
Гость остановился. Грязный бродяга умирал. Пёс тихо спал. Вдох — выдох.
Старик прожил не самую лучшую жизнь — лишился всего, помогая ближним. До конца оставался добрым, светлым человеком. Шёл по жизни с улыбкой на лице, ни взирая ни на что. Гость думал и не понимал, как в этом мире люди имеющие такие внутренние качества, такие светлые души вот так вот запросто замерзают в грязных переулках? За ними целые истории — увлекательные, пусть и тяжёлые. Как просто сжечь прекрасную книгу только от того, что её обложка неприглядна. Большой, плохой мир.
Дождь прекратился. Облака покинули небеса так же быстро, как и закрыли их. Замерцали звезды, тьма перестала быть абсолютной.
А когда — то ведь звёзд не было. Была лишь тьма. Получается, что свет побеждает.
Быть может Артчер встретился на пути Гостя неспроста.
— Проснись, — прошептал Гость.
Пёс тихо заскулил. Артчер и не шелохнулся.
Гость подошёл ближе.
Его крылья вырвались из-под мантии.
Пёс открыл глаза. Издал тихий рык.
Кошачий — будет называть его так — взгляд Гостя пал на животное. То в миг притихло, прижалось к другу всем телом.
— Проснись! — повторил Гость.
Никаких изменений.
Может, слишком поздно?
Гость сел на колени рядом с остывающим телом. Пёс молча глядел ему в глаза, не издавая ни звука. Крылья обогнули Артчера и пса. В импровизированной палатке в мгновение стало теплее. Вскоре стало жарко, ещё позже невыносимо жарко.
Старик зашевелился, застонал. Открыл глаза. Пёс лежал неподвижно.
— Спишь? — брякнул Артчер.
Жарко. Жар. Видимо температура поднялась. Угораздило же его заболеть в такую непогоду. Известное дело, какой риск, если учесть все обстоятельства.
Старик поднялся. Ощущения вполне ничего, вроде здоров. Почему тогда так жарко?
Пёс не спит. Уставился куда — то и не шевелится.
Гость показался. Медленно, будто прорастая из воздуха начал прорисовываться и уплотняться его силуэт. Тут — то Артчер и проснулся окончательно, даже не от теперешнего сна — проснулся от всего былого, как только увидел Гостя, его глаза, его крылья.
— Господи, — прохрипел старик.
— Не совсем, — ответил ему звенящий хрусталём голос.
Воздух начал терять свою прозрачность. Он окрасился в огненные цвета. Он горел, но не обжигал. Это было приятное, окутывающее тепло.
Разогретый воздух поплыл. Поплыли и крылья, поплыл Гость. Артчер почувствовал головокружение и подступающую к горло рвоту. В его уши ударил тонкий звон. Отстранённый, чужой, инопланетный гул, откуда — то из глубины вселенной. Он прошив собой каждую клетку тела старика. Разложил его тело на атомы, сделал что надо и собрал обратно.
Всё вдруг стихло. Снова стало темно.
Артчер открыл глаза:
Никого нет. Только он и чаки.
И дождь, вновь набирающий силу.
Гость не хотел разбудить умирающего старика, Гость не хотел тревожить его прекрасный сон, в котором он растворялся в темноте, которая становилась всё гуще и гуще. Он уже практически прикоснулся к ушедшим, ожидающих его там людям. Он даже почувствовал заветный покой. Катарсис позади…
Но Гость знал, что сегодня Артчер не должен умереть. Нет, слишком уж рано решили его прибрать. Для него отведена особенная роль. Этот старик ни в коем случае не сгинет вот так просто, раз и нет, ни следа, ни слова, ни доброго имени. Многие заслуживают большего, но Артчеру это ноша уж точно по плечу.
Дождь падал каплей за каплей. Бомбардировка улиц малым, но верным снарядом.
Вокруг снова стало холодно, изо рта пошёл пар.
— Нет… — рыдая, выдавил из самой глубины светлейшей души человек.
Его муки практически были окончены. Он почувствовал это. Как же всё оказалось жестоко. Ему дали попробовать на вкус его лучшие времена — ушедшие, обратившиеся в пепел — и в тот же миг забрали их обратно.
Это могла быть мотивация, это мог быть и жесточайший катарсис.
Артчера скрутило. Его рвало от этого мира. Он покинул его всего — то на какие — то секунды, за которые он успел забыть все его составляющие, и тут он снова здесь. Отвратительное состояние.
Трущобы в открытом космосе!
Сквозь шум дождя душевные крики старика разлетелись довольно — таки далеко, но их практически никто не услышал, а те, кто услышал предпочли сделать вид, будто ничего не было. Социум процветает.
Гость шёл по городу. Ночь полна. В его нос врезался сырой запах осени, состоящий из опавшей листвы, пожухшей, но в большинстве мест всё ещё зелёной травы и осенней депрессии человечества.
Были и те, кто не сдавался. Мир прекрасен и никаких гвоздей!
В основном это были молодые влюблённые, любящие своих детей родители и обычные представители общества, обладающие природным иммунитетом ко всему яду, что разлит повсюду — от собственной головы до экранов телевизора. Спектр невероятно широк.
Автомобили вспенивали лужи. Из торчавших на каждой крыше труб валил то пар, то едкий дым. Кто — то укладывал своих детей спать, читая им сказки…
А кто — то укладывал детей спать, добавляя в их молоко снотворное. Кстати, не особо изощряясь с его дозировкой. Цель одна — тишина. Ребёнок на руках, маска жалости…
